Итак, что мальчик Вова понял к тридцать седьмому году жизни.
Смех и слёзы - явления одного порядка и одинаково естественные. Если умеешь смеяться - умеешь и плакать. Если не можешь плакать - не можешь и радоваться по-настоящему. И этим вещам в жизни естественным образом достаётся примерно поровну ресурса. Если есть перекос в одну сторону - это внутренний выбор, который, вероятно, был сделан давно, но действует до сих пор.
Не все слёзы одинаковые. Некоторые не приносят облегчения потому, что они происходят в одиночестве. Одиночество может быть внутренним, когда вокруг есть люди, но внутрь себя ты их не пускаешь. Слёзы, которые приносят облегчение, случаются тогда, когда ты не один, при этом не обязательно кто-то должен быть физически рядом.
Когда плохо, сознание автоматически подкидывает самое понятное, знакомое и доступное объяснение этому, которое было сформировано травмами прошлого. Разобраться в реальных причинах - задача и работа взрослого разума: иногда это может быть боль, одиночество, голод, усталость, не прожитая обида или что угодно другое. Первые автоматические реакции чаще всего водят нас по кругу.
Пугает не близость, а зависимость, не встреча, а неминуемое расставание. Мы умеем встречаться, но не умеем переживать расставание в самом широком смысле слова - отказы, различия, разлуки, расхождения и отвержения. Нас с самых ранних лет так или иначе оставляли, покидали, отвергали, не замечали, чего-то лишали, и не научили грустить и проживать горевание. В результате внутренняя связь снова и снова оказывалась под угрозой, а мы не знали, как её поддерживать, и она с болью рвалась. Эта боль копится и остаётся бомбой замедленного действия, которая снова и снова взрывается. Поэтому главный страх в отношениях - потенциальные и неминуемые угрозы связи, в результате чего мы можем решить не устанавливать её вообще, рвём её первые, отключаемся от неё или представляем, что можем единолично ей управлять и атакуем того, кто отказывается подчиняться.
Компромиссы могут быть хорошими и плохими, при этом выглядеть снаружи одинаково. Плохой компромисс исходит из стремления избежать обрыва связи и прорыва накопленной боли. Хороший компромисс происходит из осознания, что связь временна и конечна, но достаточно ценна и приносит достаточное внутреннее вознаграждение, чтобы от чего-то отказаться.
В нашем языке слово «зависимость» патологизировано и ассоциируется с наркотиками, болезнью и безволием. Но английское слово «dependency», которое переводится на русский так же, имеет другой подтекст - полагаться, быть привязанным, нуждаться, стремиться быть в контакте. Отношения, в сущности, состоят из двух шагов: 1) разрешить себе привязаться к другому и 2) принять привязанность другого к себе. Взаимозависимость - это не равенство и не совпадение, это динамическое равновесие двух привязанностей.
Когда зависимость как-то нарушается, мы не только реагируем на «нарушителя» - на того, кто нашу зависимость отверг, - но и на собственную потребность, нужду, привязанность. Мы атакуем не только отвергающего другого, но и собственную слабую, зависимую часть. Мы, образно говоря, ругаем «плохую», отвергающую маму и одновременно пеленаем ребёнка ещё туже и запираем в комнате. Половина боли отвержения - в саморазрушительной атаке на собственную нужду - на тело, на эмоции, на чувства, на части внутреннего мира. Отсюда боли, соматизация, ночные кошмары, бессонница и депрессии.
